По пути в дом милосердия Ольге Осетровой сообщили, что умерла ее пациентка в Самаре. Мы остановились посмотреть на теплое и искрящееся озеро Неро, щурились от солнца и тогда еще не знали, что слезы в глазах Ольги – не от яркого света.
Брюс обнял ее, а я спросила его жену: «Как можно все это выносить снова и снова? Как врачу не впасть в депрессию или, наоборот, не зачерстветь?» Крис ответила, что ощущение от постоянного ухода пациентов можно сравнить с ощущением на вершине горы: когда ты плачешь, то снег тает, и это хорошо, когда не плачешь, стараешься держать себя в руках, то замерзаешь, леденеешь от равнодушия.
В микроавтобусе, забравшем нас от озера, были вещи Нюты и стоял запах ее духов. Мы поняли, почему: когда по пути в Поречье встретили ее на дороге, она шла пешком вместе с фотографом. Места в небольшом микроавтобусе было мало, и она вышла, чтобы мы доехали с комфортом, – в этом вся Нюта.
Дом милосердия Кузнеца Лобова – старинное кирпичное здание на окраине села Поречье-Рыбное, утопающее в зелени. Ольга Осетрова вместе с Крис выпорхнули из машины и сразу же направились к пациентам, которые отдыхали в беседке у входа, стали знакомиться, пожимать руки, выпытывать имена и истории. Их щебет на двух языках прервал Брюс – ему не терпелось поскорей познакомиться с тяжелыми пациентами в палатах.
Внутри оказалось хорошо и уютно. И совсем не похоже это место на больницу, а скорей – на гостеприимный дом, в котором просто много заботливых хозяев: на многочисленных кушеточках лежат подушки, на каминной полке стоят цветы, а на всех стенах висят картины. Я тоже привезла из Ростова маленькую картину, купленную у местного художника: вид на озеро Неро и Спасо-Яковлевский монастырь ранней весной. Я думала, что буду оригинальной и смогу повесить незаметно картинку на гвоздик. Но оказалось, что мы все приехали с картинами, а свободных гвоздиков уже не осталось. Две Ольги привезли картину в подарок из Самары, а Нюта привезла с Кавказа большую, по-восточному яркую картину «Орел, который не съедает барашка», подаренную ей воспитанником дома-интерната. На картине – огромный орел среди ярких пальм и высоких скал, пикирующий вниз на беззащитного барана. Совершенно ясно, чем закончится это пике, но только не Нюте. Она сказала, что это орел, который защищает барашка. Нюта живет в мире, где у барашка всегда есть шанс ускользнуть от хищника, в этакой женской версии доктора Фауста.
Мое внимание привлекла одна бабушка с умными и добрыми глазами – Нина Алексеевна, ее тумбочка и подоконник заставлены личными вещицами: в красивой чашечке сидит куколка-оберег, православный календарь раскрыт на текущей дате, маленькие книжечки, какие-то безделушки, иконы… Я решила, что Нина Алексеевна похожа на человека, который оценит мой скромный дар. И действительно, бабушка, а Нине Алексеевне уже 94 года, картину сначала тщательно рассмотрела, уточнила, ее ли она теперь, и только после этого определила ей место на широком подоконнике среди других своих сокровищ.
Вечером сразу после обхода – ужин в светлой, с любовью обставленной столовой. Блюда нам подавались те же, что едят пациенты – на вид кашеобразные и неказистые, так как большинство жителей дома милосердия – люди не молодые. Но все равно еда вкусная, из свежих деревенских продуктов.
Брюс был очень оживлен. После обхода пациентов у него накопилось много вопросов к врачу. Он почти ничего не ел и только уточнял, выдвигал предположения, давал советы, как облегчить состояние того или другого жителя дома милосердия. Врачи из самарского хосписа включились в обсуждение. Нюта успевала переводить Брюса, поднимать тосты, поддерживать светскую беседу, отдавать распоряжения о смене блюд.
Мы долго прощались, а по пути на вокзал и в гостиницу (лекторы улетали на следующий день, а мы коллегой уже спешили на поезд) остановились на мосту над речкой с библейским именем Сара и наблюдали сквозь ее зеленоватую воду за косяками снующей туда-сюда рыбешки. Это Поречье и правда очень «рыбное».
Впереди у нас еще много регионов, много встреч с врачами, медсестрами, пациентами. Но мы никогда не забудем этот дом. Дом любви и милосердия.
